«У нас нет запасной Родины…»
Виктор Астафьев. Выдающийся русский писатель, один из тех немногих, кого по праву называли великим еще при жизни. Для миллионов своих сограждан он был духовно-нравственным ориентиром, к нему прислушивались в России.
Навсегда останутся в списке высокой российской классики произведения великого сибиряка, такие как «Царь-рыба, «Последний поклон», «Пастух и пастушка», «Печальный детектив». Книги Астафьева переведены на многие языки мира, по его произведениям сняты кинофильмы, поставлены спектакли.
Удивительный художник, он был известен своей бескомпромиссной, предельной честностью. Никто другой в советской литературе 60-80 годов не мог позволить себе такого отчаянного, такого мощного, такого честного слова в своих произведениях – а Виктор Астафьев мог. В его книгах нет ни слова лжи: как чувствовал, думал, так и писал, и никогда не отказывался от написанного. И ничего не боялся: «Не люблю я читать и думать под одеялом – унизительно это для бывшего солдата и русского литератора».
Эту непоколебимую астафьевскую независимость в делах и помыслах, без оглядок на авторитеты, выковала и закалила жизнь, бесконечно испытывавшая его на прочность.
В жизни писателя были сиротливое детство без родителей, с мальчоночьим плачем по утонувшей матери: «Мамонька, выплыви ко мне. Мне без тебя скучно», и детский дом, и бесприютная юность, вдоволь голодная и холодная. Помогали выстоять неунывающий характер и жадное любопытство к жизни.
Громадным испытанием стала война, на которую Виктор Астафьев ушел добровольцем в 1943-м – служил шофером, артиллерийским разведчиком, тянул связь. Был тяжело ранен. Из войны вышел с орденом Красной звезды, медалями «За отвагу», «За освобождение Варшавы», «За победу над Германией» и ощущением: «Там, на плацдарме осталась половина меня – моей памяти, один глаз, половина веры, половина бездумности и весь полностью остался мальчик, который долго во мне удобно жил, веселый, глазастый и неунывающий».
После фронта, уже с семьей, он станет жить на Урале, в городе Чусовом, где на жизнь приходилось зарабатывать черным трудом: грузить вагоны, стоять у станка, слесарить, подсобным рабочим обмывать туши животных на мясокомбинате. Когда становилось уж совсем туго, чтобы прокормить семью, брал ружье и шел на охоту. Тяжелым ударом для молодой семьи стала смерть их маленькой дочери…
Из несчастий и горестей, серых тяжких будней всегда вытаскивало одно – писательство, призвание к которому он почувствовал с ранних лет.
Виктор Петрович очень хорошо помнил то памятное потрясение, когда в нем вспыхнуло это призвание:
«Мне в детстве повезло. Очень повезло. Литературе обучал меня странный и умный человек. Странный, потому что вел он уроки с нарушением всех педагогических методик и инструкций. В конце урока он наставлял учеников, плохо читавших стихотворение Лермонтова «Бородино»:
– Чтобы Лермонтова понять – любить его надо. Любить, как мать, как Родину. Сильнее жизни любить. Как любил Лермонтова учитель из глухой пензенской деревни: он, узнав о гибели Лермонтова, написал стихотворение «На смерть поэта» и, не пережив потрясения от вспыхнувшей в его душе гениальности, повесился...».
Такой рассказ с неожиданным концом запомнился юному Астафьеву на всю жизнь, даже концовку стихотворения он приводит в своем рассказе: «В ту ночь свирепо буря бушевала, Ревела на высотах Машука! Казалось, вся Россия отпевала Поручика Тенгинского полка...»
Талант – самородный, бесстрашный, безоглядный – прорвался сам, без ученичества, без штампов. Первое сочинение «Васюткино озеро» Астафьев написал еще школьником. Литературную деятельность начал в 1951 году, в газете «Чусовской рабочий», рассказом «Гражданский человек». Он поступит на Высшие литературные курсы в Москве только в 1961 году – когда у него уже выйдут первые книги «Перевал» и «Звездопад», завоевавшие читательские сердца.
Войдя в большую литературу, Астафьев в своих книгах постигал глубины русского национального характера, сущность русского человека, его современника в самые тяжкие для Родины годы. Писал с сердечным пристрастием к «малым» людям, которые неприметно живут на земле, растят детей, с невероятным трудолюбием пашут землю, добывают уголь, идут на войну защищать страну и миллионами безымянно ложатся в землю.
Выстраданной темой Астафьева стала черная судьба российского крестьянства, потерявшего не только землю, но и веру. С болью и негодованием он писал о том, как русский крестьянин, призванный на эту землю облюбовать и обиходить ее, своим трудом кормить страну, был брошен на грань выживания.
Ему как будто откуда-то «сверху» было поручено написать об этих людях, и дан на это талант, который писатель Астафьев не разменял на мелочи и весь без остатка отдал своим героям. А потому его правдивые книги были не только высочайшим художественным, но и социальным явлением.
Эпохальное повествование «Последний поклон», ставшее симфонией в слове об уходящей русской деревне, из которой все мы вышли; повествование в рассказах «Царь-рыба», протестующее против потребительского отношения человека к природе и предупреждение беречь эту землю; пронзительные истории о детстве «Конь с розовой гривой» и «Фотография, на которой меня нет», которые невозможно читать без слез – будоражили читательские чувства, вызывали сотни вопросов.
Астафьев был одним из первых, кто чутко отозвался на нравственную порчу нашей жизни. Его тревожили безразличное отношение власти к народу, нарастающие бескультурье и бездуховность, пьянство, воровство, преступное отношение к природе. Наблюдая этот «зловещий праздник бытия, смятенный вид родного края», о котором писал его друг и товарищ Николай Рубцов, протестуя и страдая от нравственной порчи, разъедающей уклад русской жизни, Астафьев писал жестко и нелицеприятно, не жалея читателя. После «Печального детектива» к нему хлынули письма, на встречах с читателями звучало: «Виктор Петрович, что вы такое напечатали! Душа разрывается читать. Это так тяжело!». Он отвечал жестко: «Она у меня тоже разрывалась-разрывалась, а теперь у вас пусть разрывается...».
Показывая уродливые проявления жизни, в какой низине оказался современный ему человек, писатель страстно хотел, чтобы тот огляделся и поднялся повыше. И верного читателя от себя не отвратил: все поняли, даже если не все приняли, что за жестокой правдой стояли такое сострадание, такая любовь к русскому человеку и к Родине, такое горячее желание лучшей и достойной доли своим соотечественникам.
«Нет у нас запасной родины, нет другой жизни, значит, надобно все вытерпеть и пережить ради того, чтобы наладить жизнь, которой наградил нас Создатель, сохранить в себе душу, чтобы во всем и во всех она была века, веки-вечные жива… Бог еще раз оглянулся, вспомнил о нас… пожалел, дал еще шанс. Виноваты мы перед ним… страшно».
Великая Отечественная война – особая тема в творчестве Астафьева. Берущие за душу военные повести «Веселый солдат», «Обертон», «Пастух и пастушка» – они о том, как молодые и неопытные выживали на войне, что чувствовали, где брали силы, что помогло им среди ужаса сохранить в себе человеческое.
Но на свою главную книгу о войне, какой он ее видел и знал, писатель долго не решался. Мучился и терзался сомнениями – где тот предел правде, о которой можно рассказать читателю? А больше всего боялся показаться фальшивым – и как писатель, и как человек. По словам Астафьева, о войне столько наврали и так запутали все, с ней связанное, что, в конце концов, война сочиненная затмила войну истинную.
А у него, бывшего в пекле окопов, даже в мирное время продолжал неотступно стоять перед глазами «клочок берега, без дерев, даже без единого кустика, на глубину лопаты пропитанный кровью, раскрошенный взрывами… где ни еды, ни курева, патроны со счета, где бредят и мрут раненые»...
И после тяжких раздумий он не мог не написать всю свою правду о войне – иначе это был бы не Астафьев. Не имел права не написать – в память тех, кто «остался в безмолвной земле, опутанный корнями трав и цветов, утихших до весны – посреди России». Писал, бередя старые раны, для будущих поколений – о том, что было.
Роман «Прокляты и убиты» – одна из сильнейших вещей, которые когда-либо были написаны о войне, был опубликован Астафьевым через 50 лет после ее окончания, в 90-е годы.
Это страшный роман-исповедь о малогероических буднях войны, о том, как жили и умирали простые солдаты – безвестно, без могил и орденов; повествование с непричесанными окопными диалогами, с обнажением таких подробностей, о которых не принято было говорить. Книгу можно закрыть, и не читать, настолько это горько и страшно. Только вот куда мы денем жизнь писателя Астафьева, испытавшего солдатскую тяжесть войны и поднявшего ее со дна?
Когда тяжелейшая эта книга вышла, поднялся страшный шум, на голову Астафьева со всех сторон посыпались проклятья, началась настоящая травля писателя, не добавившая ему здоровья, обернувшаяся инсультами. Из «певца русского крестьянства» он тут же превратился в клеветника и очернителя военной действительности. За несколько месяцев до смерти Астафьева депутаты Красноярского заксобрания отказали ему в прибавке к пенсии – с формулировкой «за дискредитацию армии и предательство всего русского народа».
А ведь написал Астафьев всего лишь только то, о чем столько лет все молчали, а знавшие эту правду фронтовики осмеливались на нее лишь в доверительных воспоминаниях с глазу на глаз с однополчанами.
Многие его собратья по перу вообще недоумевали: зачем Астафьеву, успешному писателю, Герою Социалистического Труда, лауреату Госпремий, вообще нужна была эта книга, заведомо обрекавшая его на жесточайшие последствия?
Они, наверное, забыли и не брали в расчет, что Астафьев – это честность, это совесть, это писательское и гражданское мужество.
Последние 20 лет Виктор Петрович жил в родной красноярской деревне Овсянка возле Енисея, подальше от столицы, с ее шумной суетой, завистью, хлопотами о карьере. Жил по-простому, рядом с земляками, героями своих книг – никакого гламура, никакой величавости. Овсянка вообще не замечала, что рядом с ними живет человек такого крупного масштаба: у него, например, можно было запросто занять денег без отдачи – «Ну, че, Витька-то наш, потылицынский». И он это воспринимал как большую награду.
Невзирая на оголтелую травлю, ура-патриотическую шумиху вокруг его имени, Астафьев был настолько востребован, что в Овсянку ехали и ехали люди отовсюду – простые и знаменитые, благодарные читатели и писатели, зарубежные гости, пытавшиеся постичь тайну русской души и разобраться в сегодняшней России. У Астафьева в Овсянке перебывали все наши президенты.
Приезжали, как когда-то ко Льву Толстому в Ясную поляну – ради душевного, несуетного разговора о жизни, за советом, подпитаться его мудростью, получить ответы на мучительные вопросы современности. Собирались в Овсянке на конференции «Литературные встречи в русской провинции», проходившие в построенной Астафьевым сельской библиотеке, похожей на замок…
Торопились успеть. Виктор Петрович Астафьев был одним из последних писателей, кого можно было назвать совестью русской литературы, и даже больше – совестью нашего народа.
Последний труд писателя о победителях Великой Отечественной войны назывался «Так хочется жить». Но жизнь когда то заканчивается…
В день его похорон распоряжением губернатора Александра Лебедя в Красноярском крае был объявлен траур, были приспущены до половины древка флаги края и отменены все развлекательные мероприятия. День тишины, чтобы осознать, кого мы все тогда потеряли, и как нам дальше жить без его честности, правды и усмешки.
Незадолго до смерти Астафьев написал: «Я пришел в мир добрый, родной и любил его безмерно. Ухожу из мира чужого, злобного, порочного. Мне нечего сказать вам на прощание. Желаю вам лучшей доли. Ради этого мы жили, работали и страдали. Храни вас всех Господь!».
Он ушел, чтобы остаться в своих книгах – волнующих, переворачивающих душу, растревоживающих совесть и успокаивающих – надо только потрудиться, чтобы жизнь наша стала умной и опрятной. А он всегда будет рядом – не только строгим судьей, но и сильным защитником, и нежным веселым другом.
Все свои книги он написал от руки. И от сердца. А мы давно перечитывали их?
***
И, забегая назад, новгородский эпизод из жизни писателя.
Новгороду посчастливилось принимать у себя Виктора Петровича Астафьева в 1988 году. Он был почетным гостем и участником проходившего в Новгороде грандиозного всесоюзного праздника – Дней славянской письменности и культуры. Выступал на открытии праздника, в читательских аудиториях, перед молодежью и школьниками.
Для тех, кто в 1988 году учился в новгородской школе № 1, урок с Астафьевым остался незабываемым. Это был серьезный и увлекательный разговор с ребятами о жизни, о малой родине, о выборе профессии, о проблемах общества, которые им предстоит решать и за которые писатель попросил у них прощения. Вспоминал свое детство, где, несмотря на тяжелейшие жизненные обстоятельства, были и книги, и песни, и походы на лыжах, и детское веселье, и мечты о далеких путешествиях… А потому очень советовал ценить свое детство, как чистую, радостную, и к сожалению, мимолетную пору, чтобы пронести и не расплескать эту детскую радость жизни во взрослом мире.
А еще Новгород подарил Виктору Петровичу Астафьеву встречу с далекой молодостью.
Вспоминает новгородская журналистка Эмилия Власова, бывшая его коллега по газете «Чусовской рабочий»:
«Первые рассказы Виктор Петрович написал в госпитале, и они были опубликованы в газете «Чусовской рабочий», где я тогда начала работать сразу после школы в июне 1954 года. В городской редакции тогда трудились люди зрелые, бывшие фронтовики – поэты и прозаики Виктор Попов, Аркадий Никольский, Геннадий Шубин, Саул Сапиро, Виктор Белугин (будущий редактор журнала «Современник»), и среди них – Виктор Астафьев.
Коллектив сложился очень дружный. Старшие учили нас, молодых, премудростям жизни, как собирать интересные факты, как писать о людях. А мы, недавние школяры, правили грамматические ошибки в материалах забывших школьные азы фронтовиков. Помню, расставляя запятые в рукописных страничках повести Виктора Петровича «Последний поклон», я плакала над судьбой ее героев.
И вот однажды Астафьев пригласил 1 мая весь коллектив редакции в ресторан, отметить свой день рождения, а заодно и первомайский праздник. Я оробела, когда увидала такое изобилие на столе: ромштекс со сложным гарниром, салат из печени трески, круассаны, кофе с коньяком. Таких названий, а тем более вкуса этих яств, я тогда, деревенская девчонка, не знала и не представляла, как их есть. И когда Виктор Петрович предложил отведать угощение, я сказала, что не голодна. Тогда он протянул мне апельсин. Этот заморский фрукт я тоже видела впервые, но отказываться уже было неудобно. Взяв неочищенный апельсин, я надкусила его. Все рассмеялись. Я ничего не поняла. А Астафьев сказал: «Извините! Виноват! Намек понял!». Тут же очистил апельсин от кожуры ножом и, сделав из апельсиновых долек цветочек, протянул мне. И неловкость моя прошла.
Вскоре я вышла замуж и уехала из Чусового. Миновали десятилетия, жила я уже много лет в Великом Новгороде. В 1988-м здесь устроили всероссийский праздник – День славянской письменности и культуры, на который приехали известные артисты, писатели. Я знала, что среди них был и Виктор Петрович Астафьев. На встрече со знаменитостями в городской библиотеке сразу же увидела его в зале и в перерыве подошла. Виктор Петрович узнал меня, искренне обрадовался.
Со мной была местная журналистка, которая хотела показать ему стихи своего мужа – одаренного поэта. Астафьев для разговора пригласил нас в гостиницу «Садко», где остановился. И вот в назначенный час идем мы к гостинице. Смотрим – у входа на скамье сидят знаменитый писатель Виктор Астафьев и знаменитый киноактер, Народный артист СССР Георгий Жженов. В руках у Любы был огромный букет розовых пионов. Жженов радостно поднялся нам навстречу:
– Вот какие красавицы принесли мне букет!
– Ошибаешься, друг! – засмеялся Астафьев. – Этот букет предназначен мне!
Побеседовать с Виктором Петровичем нам пришлось недолго. К моему удивлению, в номер буквально ввалился известный актер, сильно навеселе… Виктор Петрович, видя наше смущение, пытался его урезонить, но тот не унимался. И мы ушли, оставив рукопись со стихами. Потом Люба приходила еще раз. Отдавая ей рукопись мужа, знаменитый писатель сказал: «Поэт, несомненно, талантливый, но публиковаться ему будет трудно и проживет он тяжелую литературную жизнь». К сожалению, эти слова оказались пророческими».