Новгородские россыпи в великой биографии
Александр Сергеевич Пушкин. Классик мировой литературы, великий национальный поэт, заложивший краеугольные камни в здание русской поэзии и литературы. Безусловный русский гений, воплощение всего самобытного, особенного, что есть в русском народе: «в нем русская природа, русская душа, русский язык, русский характер отразились в такой же чистоте, в такой очищенной красоте»… Как древние греки узнавали себя в эпических поэмах Гомера, немцы – в сочинениях Гете, так и русский человек находит себя в пушкинских героях – нередко в идеальном облике «русского человека в своем развитии». Поэзия Пушкина вне времени, и вот уже два столетия он неизменно предстает в ней желанным собеседником для всех и каждого, отвечая едва ли на все вопросы русской жизни.
Каждый уголок России, которую в течение 20 лет подряд поэт изъездил по всем направлениям – желал бы иметь «своего Пушкина», отыскивая в истории края пушкинский след, чтобы гордиться причастностью к великой биографии.
Новгороду в этом отношении повезло. Конечно, Новгород – это не Санкт-Петербург или Михайловское, главные обители поэта и его музы; и вроде бы внешне все выглядит достаточно скромно: бывал проездом более 20 раз… Однако тут дело в глубокой внутренней связи – личной и творческой, которая соединяла поэта с древнейшим русским городом. Отсюда берет начало пушкинская родословная по отцовской линии, а уникальная республиканская история Новгорода стала одной из важных тем его творчества, как впрочем, и всей вольнолюбивой поэзии пушкинской поры.
«Могучих предков правнук бедный»
Отец поэта, Сергей Львович, принадлежал к старинному дворянскому роду, и по отцовской линии Пушкина связывало с Новгородом кровное родство.
Записки Пушкина «Начало новой автобиографии» начинаются так: «Мы ведем свой род от прусского выходца Радши или Рачи (мужа честна, говорит летописец, то есть знатного, благородного), выехавшего в Россию во времена княжества святого Александра Невского». О том же – в стихотворении 1830 года «Моя родословная»:
Мой предок Рача мышцей бранной
Святому Невскому служил…
Правда, Пушкин тут допустил неточность, и всех запутал. Легендарный Ратша прибыл в Новгород в конце XII века, возможно из Германии, от полабских балтийских славян – и никак не мог быть соратником Александра Невского. Исторически установлено, что витязем князя Александра Невского был правнук Ратши, боярин Прусской улицы Гаврила Алексич (иногда называемый Гаврило Олексич), геройски отличившийся в Невской битве 1240 года и похороненный в церкви Михаила Архангела. Именно он и является прямым предком Пушкина.
20 колен отделяют Пушкина от легендарного Ратши. И вот как выглядит родословная Ратшичей:
Ратша – родоначальник древнейшего рода, тиун (привилегированный слуга, управитель хозяйства) великого киевского князя Всеволода II Ольговича; после городских волнений, вызванных недовольством его службы, видимо, бежал в Новгород Великий.
Сын Ратши – Якун Ратшич, новгородский посадник, погребен в Новгороде в 1206 году.
Внук Ратши – Алекса Якунович, новгородский боярин, прозывался Гориславом.
Правнук Ратши – Гаврила (Гаврило) Алексич, боярин, дружинник и соратник Александра Невского, герой Невской битвы.
Сыном Гаврилы Алексича был Иван, внуком – Александр, а правнуком – Григорий Александровчи Морхинин (? - 1380), знаменитый военный деятель XIV века, первый артиллерист в Московском княжестве, за что и получил прозвище Пушка. А его дети, внуки и правнуки стали носить фамилию Пушкины.
Александр Сергеевич чрезвычайно гордился своей родословной, причастной на ее заре к вольному Новгороду, легендарной вечевой республике, к деяниям блистательного князя Александра Невского:
Люблю от бабушки московской
Я слушать толки о родне,
Об отдаленной старине.
Могучих предков правнук бедный,
Люблю встречать их имена
В двух-трех строках Карамзина.
«Вновь я посетил…»: Пушкин в Новгороде
Исследователи жизни и творчества Пушкина подсчитали, что поэт 23 раза посетил Новгород. Первый раз это случилось 6 июля 1814 года, последний раз в 1836 году, незадолго до смертельной дуэли.
Каждый раз, проезжая по пути между двумя столицами, в Новгороде Пушкин обычно останавливался в гостинице Шмита на углу улиц Бояна и Московской. Во времена Пушкина владельцем гостиницы был Э. Шмит, а с 1871 года ею владели купцы Соловьевы. Под именем «гостиница Соловьевых» здание известно в истории города как памятник архитектуры XIX века и объект культурного наследия с местной категорией охраны. Жаль только, что нет на нем памятной таблички о пребывании в ее стенах великого поэта.
«Золотой век в судьбе России»: Новгород в творчестве Пушкина
История вольнолюбивого Новгорода заинтересовала Пушкина еще в юные годы и не угасала на протяжении всей его жизни. Эпоху вольного Новгорода Пушкин называл золотым веком в судьбе России: «Новгород на краю России и соседний ему Псков были истинные республики, обязанные своим бытием сперва хитрой своей покорности, а потом слабости враждующих князей».
Впервые в его творчестве Новгород возникает в поэме «Монах». Ироническая поэма «Монах» – первое произведение лицеиста Пушкина (неоконченное), навеянное средневековой «Повестью о путешествии новгородского архиепископа Иоанна на бесе в Иерусалим». Правда, юный, дерзкий Пушкин вольно обошелся с новгородским источником: преображенный им сюжет христианской легенды имел резко-сатирическую, антицерковную направленность.
Взросление поэта происходило в общественном предчувствии декабрьского восстания, а потому он не мог в своем творчестве пройти мимо образа Вадима, легендарного предводителя новгородцев, восставших против самовластия Рюрика.
Образ Вадима, первого защитника русской политической свободы, стал одним из самых притягательных для русской литературы конца XVIII – первой четверти XIX века, «просветительской» и «декабристской» эпох русской культуры. Он обрел популярность после трагедии Княжнина «Вадим Новгородский» (напечатана после смерти автора в 1793 году, а затем запрещена и отпечатанные экземпляры уничтожены). Будущих декабристов привлекали «политические» очертания древней исторической легенды, поскольку речь шла о Новгороде, в будущем прославленной столице русской республики с общенародным правлением, за которое ратовал Вадим. О легендарном новгородце писал К. Рылеев, к этой теме обращался первый декабрист В.Ф. Раевский, член южного Союза благоденствия. Возможно, что тема «Вадима» была подсказана Пушкину именно Раевским – они подружились в 1820 году в Кишиневе, в период южной ссылки Пушкина.
Здесь 20-летний Пушкин задумывает трагедию «Вадим», и одновременно работает над поэмой, в которых легендарный герой представлен как поборник «славянской свободы» и народоправства. Замыслам этим осуществиться не довелось: в 1822 году написана только первая песнь поэмы, а замысел трагедии дошел до нас в виде нескольких начальных стихов и планов-набросков. На поверхности – очевидная политическая невозможность продолжения работы над Вадимовой темой и безнадежность пропуска в печать строк, вроде этих:
До какого нас бесславия
Довели вражды граждан –
Насылает Скандинавия
Властелинов для славян!
Грозен князь самовластительный!
Но наступит мрак ночной,
И настанет час решительный,
Час для граждан роковой.
Или этих из диалога Вадима и Рогдая:
Ты видел Новгород; ты слышал глас народа;
Скажи, Рогдай - жива ль славянская свобода?
Иль князя чуждого покорные рабы
Решились оправдать гонения судьбы?
Но на само деле все гораздо сложнее и глубже. Пушкин оставил эту тему потому, что зашел в тупик в представлении Вадима Храброго: то ли это защитник новгородцев, политический борец и «узник совести», то ли просто властолюбивый соперник действующего князя Рюрика? Что побудило его к выступлению: простая жажда власти сменить на княжеском столе «незаконного» Рюрика или действительное желание ввести «общенародное правление»? И в этих размышлениях о новгородском герое впервые, рано проявилась пушкинская исторического прозорливость, которая потом не раз будет удивлять современников и потомков: он осознал бессилие всех призывов к свободе при не готовности к ней общества, когда «народ безмолвствует»… С этими убеждениями Пушкин оставил «вадимову тему», и более никогда к ней возвращался.
А фраза «народ безмолвствует» звучит в финале его драмы «Борис Годунов» (1825), считающейся в русской литературе лучшей национальной трагедией. Предстает там и образ древнего Новгорода: вот юный Федор Годунов составляет карту – «чертеж земли Московской, наше царство», где Новгород отмечен в числе главных городов; а старый монах-летописец Пимен делает записи о «бурном новгородском вече» и «свирепых казнях Иоанна» в Новгороде.
Новгород то и дело возникает на страницах пушкинских творений. Богатый, торговый город влечет героев баллады «Будрыс и его сыновья» (1833, перевод из А. Мицкевича). Одного из сыновей, Кестута-воеводу, Будрыс отправляет в Новгород, за богатой добычей:
Будет всем по награде: пусть один в Новеграде
Поживится от русских добычей.
Жены их, как в окладах, в драгоценных нарядах;
Домы полны; богат их обычай.
А героине пушкинской сказки «Жених» привиделась во сне новгородская камча: «На новгородскую камчу я молча любовалась и диву дивовалась».
Как известно, в начале 1830-х годов Пушкин обращается к прозе, в первую очередь к прозе исторической, многие страницы которой обязаны новгородской и псковской истории республиканского периода.
Одним из первых опытов обращения Пушкина к исторической теме в прозе стала повесть «Рославлев» – своеобразная рецензия, художественный отклик на роман М.Н. Загоскина «Рославлев, или Русские в 1812 году». Не вдаваясь в подробности сравнения двух произведений, отметим, что у Пушкина главная героиня Полина Лидина начитана, умна, честна и импульсивна; любит Отечество глубоко и страстно, зачитывается Карамзиным и полна горячего сочувствия к карамзинской Марфе-Посаднице.
К образу Марфы-Посадницы Пушкин обращается в статье «О народной драме и драме «Марфа Посадница». Статья посвящена разбору драмы М.П. Погодина, по итогам которого Пушкин в ноябре 1830 года напишет автору: «Марфа» имеет европейское, высокое достоинство… Одна беда: слог и язык… И с языком поступаете, как Иоанн с Новым городом…».
В работе над историческим произведениями Пушкин внимательно изучал выходившие тома карамзинской «Истории Государства Российского», знакомился с летописями, делал многочисленные выписки из научных трудов. Историк Л.В. Черепнин в книге «Исторические взгляды классиков русской литературы» высказал мысль, что труды Пушкина нужно включить в круг русской историографии, настолько они точны и документальны.
К таким относится пушкинская «История Петра». Готовясь писать ее, Пушкин по документальным источникам прослеживает жизнь и деяния царя день за днем. В набросках и подготовительных текстах к этому историческому труду предстает и Новгород XVIII века, в начале Северной войны. В Новгороде формировались и обучались войска, устраивались склады провианта, снаряжения и вооружения, возводились укрепления, которые Петр осматривал лично. Сюда отошли войска после поражения под Нарвой, здесь лечили раненых и награждали отличившихся в боях. В «Истории Петра» упоминаются сподвижник Петра, судостроитель, новгородский воевода, комендант новгородской Приказной палаты Иван Юрьевич Татищев, новгородский губернатор Корсаков, новгородские архиепископы Феодосий и Феофан, митрополит Иов.
Не только величавое прошлое, но и не вяжущееся с ним современное настоящее подмечал Пушкин, останавливаясь в Новгороде проездом из столиц. Типичный для России тех лет небольшой губернский город в 5 тысяч населения, где только архитектурные памятники напоминали о прошлом величии, с многочисленными питейными заведениями, с замершей политической и культурной жизнью – таким представился город Пушкину.
Свои впечатления от сонного губернского городка поэт выразил в главе «Путешествие Онегина» в ранней редакции романа в стихах «Евгений Онегин». Как умел только он, в 10 строках Пушкин умудрился описать историю Новгорода от «скандинава» Рюрика до современного ему невзрачного Новгорода:
Среди равнины полудикой
Он видит Новгород великой.
Смирились площади: средь них
Мятежный колокол утих.
Но бродят тени великанов:
Завоеватель скандинав,
Законодатель Ярослав
С четою грозных Иоаннов;
И вкруг поникнувших церквей
Кипит народ минувших дней.
Поэт был хорошо осведомлен о жизни современного ему новгородского высшего общества. Острые эпиграммы написаны им на одиозного Фотия – известного церковного деятеля начала XIX века, настоятеля новгородского Юрьева монастыря, духовного наставника графини А.А. Орловой-Чесменской, снискавшего славу скандального царедворца и религиозного консерватора:
Полуфанатик, полуплут,
Ему орудием духовным
Проклятие, меч и крест и кнут.
Пошли нам, господи, греховным,
Поменьше пастырей таких –
Полублагих, полусвятых.
В 1826-27 годах Пушкин стал невольным виновником разразившегося в Новгороде громкого судебного процесса.
Суть дела была такова. Летом 1825 года Пушкин написал элегию «Андре Шенье» из времен Французской революции, и из Михайловского отправил ее в Петербург для печати. Первоначально цензура не пропустила элегию, но затем вычеркнула из нее 44 строки – их заменили точками – и в таком виде элегия вошла в первый первом собрании стихотворений А.С. Пушкина, изданном в 1826 года.
Но вычеркнутые запрещенные 44 строки стали ходить в списках. Один из таких списков с крамольными стихами, да еще с пометкой «На 14 декабря 1825 года», обнаружился в Петербурге, у кандидата словесности, переводчика Андрея Леопольдова.
Время было опасное, в июле 1826 года казнили пятерых декабристов, а в стихах были строки «Убийцу с палачами избрали мы в цари. О ужас! о позор!». Немедленно возникло дело «о возмутительных стихах».
Нити следственного дознания привели в Новгород, к офицерам расквартированного в Кречевицах конно-егерского полка: допрошенный по делу прапорщик Молчанов показал, что стихи для переписки были получены им от штабс-капитана полка Александра Алексеева. В это время конно-егерский полк как раз прибыл в Москву, чтобы участвовать в коронации Николая I. Алексеев бы арестован, заключен в Московский тюремный замок, следствием по его делу занялся военно-полевой суд. К чести Алексеева, тот держался стойко, что называется, никого не выдал, наотрез отказавшись назвать имя давшего ему списать стихи. Уговаривать Алексеева в тюрьму привозили отца, седого заслуженного генерала. Оба плакали, но сын остался непоколебим…
В конце концов, военно-судная комиссия приговорила штабс-капитана Алексеева за распространение стихов Пушкина к смертной казни. Но приговор оказался формальностью – после коронации Конно-егерский полк вернулся в Новгород, и там, в марте 1827 года, Алексеев выслушал окончательный приговор: смертную казнь ему заменили месяцем заключения в крепости с последующим переводом из гвардии в войска на Кавказ. Так же был наказан и прапорщик Молчанов.
Гражданских же лиц, обвиняемых в чтении и хранении запрещенных стихов Пушкина, отвезли в Новгород – дело о «возмутительных стихах» из военного ведомства передали в гражданское. Переводчик Леопольдов был доставлен в Новгород и 28 декабря 1826 года посажен в местную тюрьму. 29 октября 1827 в здании Присутственных мест он предстал перед новгородским уездным судом, приговорившим его: «лишить чина 10-го класса и личного дворянства образованием присвоенного, заклепать в кандалы и сослать в каторжные работы».
Кандидат словесности Леопольдов уже мысленно примерял каторжный бушлат, когда дело по инстанциям дошло до Государственного Совета, который постановил: Леопольдова… освободить. Парадоксально, что после освобождения тот попросился на службу в судившую его Новгородскую уголовную палату, прослужил там несколько месяцев, а позже перебрался в Саратов, где позже стал редактором газеты «Саратовские губернские ведомости».
Пушкин же в течение всех событий был вызван из ссылки в Михайловском на аудиенцию к Николаю I, и ему трижды пришлось давать военно-судной комиссии письменные показания по этому делу, в которых он неизменно писал, что стихи «явно относятся к Французской революции, коей А. Шенье погиб жертвою».
Высокие сановники из военного ведомства настаивали на продолжении дела, предлагали комиссии не только истребовать показания, но и в случае надобности доставить Пушкина и в Новгород. Однако военно-судная комиссия удовлетворилась показаниями, и на суде в Новгороде поэт не присутствовал. Но был обвинен «им в небрежном хранении цензурою недопущенного стихотворения, которое могло бы произвести вредное влияние на умы, склонные к вольномыслию». В окончательном приговоре Государственного Совета над поэтом был учрежден секретный полицейский надзор.
«То в кибитке, то в телеге» по дорогам Новгородчины.
Куда бы ни ехал Пушкин – из Москвы в Петербург и обратно, из Михайловского в Москву – путь его неизменно лежал через Новгород, через города и селения Новгородской губернии. Из 25 станций, стоящих на пути из Петербурга в Москву, многие упомянуты им в письмах и произведениях.
Трасса М10 образца 18-19 веков, по которой ездил поэт, была одной из самых оживленных в России и включала в себя следующие станции городов и поселений: Москва – Пешки – Черная грязь – Завидово – Городня – Тверь – Медное – Торжок – Выдропуск – Вышний Волочек – Хотилово – Едрово – Валдай – Яжелбицы – Крестцы – Зайцево – Бронницы – Новгород – Подберезье – Спасская Полисть – Чудово – Любань – Тосно – София – Санкт-Петербург. Время в пути составляло около 38 часов! Путешествуя из Петербурга в Москву, поэт на себе испытал качество местных дорог, о чем с иронией писал: «Вообще дороги в России хороши и были бы еще лучше, если бы губернаторы менее о них заботились».
Пушкин не просто любил путешествовать – в своих поездках он получал необычный творческий импульс, «полнясь пространством и временем». «Путешествие нужно мне нравственно и физически», – признавался поэт. Путешествие как движение, как перемена мест и впечатлений, как возможность сосредоточиться на своих мыслях, на своей внутренней жизни привлекало поэта.
Новгородские дороги поэта дарили ему неожиданные встречи с интересными людьми. Так, в декабре 1824 года поэт проезжал через новгородскую Бронницу и задержался там на целый день – у своего знакомого по Петербургу Руфима Ивановича Дорохова, рядового расквартированного в Броннице гренадерского имени наследного принца Прусского полка. Это была весьма примечательная личность. Сын прославленного героя Отечественной войны, воспитанник пажеского корпуса, Дорохов отличался храбростью и отвагой на олях сражений и мог бы сделать блестящую военную карьеру. Мог бы – если бы этому не мешал его неукротимый нрав повесы и дуэлянта, буйные выходки, из-за которых он не раз был разжалован в рядовые. Это ему Пушкин посвятил одну из своих эпиграмм: «Ты прострелен на дуэли, ты разрублен на войне…», а Л.Н. Толстой в своем романе «Война и мир» вывел его в образе Долохова. В 1827 году Дорохов будет сослан на Кавказ, где будет воевать в самых опасных местах, получит золотую саблю «За храбрость» и вернет себе офицерское звание. Погибнет в 1852 году там же, в стычке с горцами. Но это будет потом, а пока – декабрь 1824 года. Новгородское село Бронница, где Дорохов гостеприимно принимает Пушкина, знакомит с сослуживцами, которые долго вспоминали потом, что Пушкин был «так же мил в обществе, как нравится по стихам своим».
Валдайские мотивы
В одном из шутливых стихотворений Пушкин упоминает знаменитых своими легкими нравами валдайских торговок баранками:
У податливых крестьянок
(Чем и славится Валдай)
К чаю накупи баранок
И скорее поезжай.
В этих стихах Пушкин не только прославил валдайские бублики и баранки – местный кондитерский бренд. Считается, что с легкой руки Александра Сергеевича про «податливых» валдайских красавиц узнали все. Но справедливости ради стоит сказать, что поэт был не первым, кто отметил эту особенность девушек из Новгородской губернии: еще раньше, в «Путешествии из Петербурга в Москву» Александр Радищев описал местные нравы гораздо более подробно! И кстати, в своих письмах Пушкин говорит не только о баранках, купленных у валдайских красавиц, но и о сельди валдайской, о северной пресноводной «белорыбице», «царской рыбе»
С легкой руки Пушкина отечественная литература приобрела в Валдае одного из самых гротесковых персонажей. Однажды в Валдае поэт заметил на вывеске одной из лавок фамилию купца – Плюшкин, что весьма его позабавило. Фамилию эту Пушкин подарил эту фамилию Гоголю, искавшему прозвание для одного из героев своих «Мертвых душ». Так в литературе появился скверный старик в лохмотьях, «прореха на человечестве», а фамилия достопочтенных валдайских купцов стала нарицательной и пошла гулять по свету олицетворением скупости и патологического накопительства.
В Валдае Пушкин часто останавливался на постоялом дворе в доме 43 на Посадской. Теперь это улица Народная, и дом этот до сих пор стоит!
«Нельзя допускать, чтобы народ привыкал к бунтам…»: новгородские военные поселения
Военные поселения – система организации войск в России в 1816-1857 годах, сочетавшая военную службу с занятием производительным трудом, прежде всего сельскохозяйственным. Организатором военных поселений по распоряжению императора Александра I стал граф Алексей Андреевич Аракчеев (1769-1834) – русский государственный и военный деятель, пользовавшийся огромным доверием императора.
В 1815 году Новгородская губерния была превращена в важнейший центр военных поселений. Новгородские поселения были известны крайними формами военно-крепостнического угнетения и жестокого насилия.
Отношение Пушкина к этому уродливому военному эксперименту выражено в письме П.Б. Мансурову в Новгород от 1819 года: «Поговори мне о себе – о военных поселеньях. Это все мне нужно – потому, что я люблю тебя – и ненавижу деспотизм». А также в эпиграммах на главу военных поселения Аракчеева: «Всей России притеснитель, губернаторов мучитель, а царю он – друг и брат…».
Неудивительно, что среди военных поселян Новгородской губернии зрело, и с каждым годом все увеличивалось глухое недовольство. В 1831 году в Старой Руссе вспыхнуло восстание военных поселян, т.н. холерный бунт, распространившийся по губернии. Поводом для восстания послужили слухи об умышленном отравлении людей во время свирепствования холеры, с особой силой разразившейся в скученных военных поселениях.
Пушкин сразу же откликнулся на восстание новгородских поселян – в дневниковых «Записках 1831 года» и письмах:
1831, 26 июля. «Вчера государь император отправился в военные поселения (в Новгородской губернии) для усмирения возникших там беспокойств…»
1831, 29 июля. Пушкин и Наталья Николаевна – П.А. Осиповой: «…Знаете ли Вы, что в Новгороде, в военных поселениях, произошли волнения? Солдаты взбунтовались все под тем же бессмысленным предлогом, что их отравляют. Генералы, офицеры и лекаря были все перебиты с утонченной жестокостью. Император отправился туда и усмирил бунт с поразительным мужеством и хладнокровием. Но нельзя допускать, чтобы народ привыкал к бунтам, а бунтовщики – к появлению государя».
1831 , 3 августа. Пушкин – П.А. Вяземскому: «…ты, верно, слышал о возмущениях новгородских и Старой Руси. Ужасы. Более ста человек генералов, полковников и офицеров перерезаны в Новгородских поселениях со всеми утончениями злобы…»
В апреле 1834 поэт узнает о смерти Аракчеева в своем имении Грузино Новгородской губернии. И вот удивительно – в письме к жене он напишет: «…Аракчеев… умер. Об этом во всей России жалею я один – не удалось мне с ним свидеться и наговориться...».
«Та самая Татьяна» и капитанская дочка: новгородские прототипы пушкинских героинь
На берегу Полы, на юге Парфинского района, стоит деревня Налючи. И накрепко связана она с жизнью замечательной женщины – Екатерины Александровны Стройновской (урожденной Буткевич, во втором браке Зуровой).
Родилась она в один год с Пушкиным – 6 августа 1799 года. Выросла Катенька Буткевич ослепительной красавицей. И жених был ей под стать – красавец граф Александр Николаевич Татищев. И вдруг свадьба расстроилась: по каким-то причинам родители запретили сыну и думать о ней. «По тогдашним понятиям, девушка, хотя ни в чем не повинная, считалась опозоренной, – писал позже ее племянник Н.С. Маевский, – красота невесты только увеличивала злословие и злорадство соперниц, их матушек и тетушек».
Положение усугублялось финансовыми затруднениями семьи Буткевичей. И в 18 лет ее выдают замуж за 70-летнего графа и сенатора Валерьяна Венедиктовича Стройновского. Ученый медик, европейское светило, юрист, писатель, но – 70 лет!
Первое время Стройновские жили в Петербурге в Коломне (Фонтанка, 167). Но в 1823 году сенатор был уволен от службы, и они уезжают в свое новгородское имение Налючи. В 1834 году Стройновский умирает. А через год с небольшим Екатерина Александровна по любви выходит замуж за тульского губернатора, генерала Елпидифора Антиоховича Зурова. Зуров в 1839 году назначается новгородским губернатором, и они с женой живут в Новгороде до 1846 года, а с 1846 года – в имении Налючи. Там она и умирает 19 октября 1867 года.
Но при чем же здесь Пушкин? Вернемся к петербургскому адресу Стройновских – Фонтанка, 167. В те же годы, что и Стройновские, на Фонтанке, только в доме 185, жили родители Пушкина. И сам он после Лицея жил там с 1817 до 1820 года. Но знакомы ли были они? Некоторые пушкинисты полагают, что, скорее всего, знакомство имело место.
И потом, в 1830 году, Пушкин опять обращается к образу Стройновской в поэме «Домик в Коломне»:
Туда, я помню, ездила всегда Графиня… (звали как, не помню, право)
Она была богата, молода;
Входила в церковь с шумом, величаво;
Молилась гордо (где был горда!)
Бывало, грешен! Все гляжу направо,
Все на нее…
Строгий знаток пушкинской биографии Николай Осипович Лернер (и не только он) считал ее прототипом Татьяны Лариной и видел общие черты Татьяны, графини (из «Домика в Коломне») и Стройновской. А почему Татьяна и почему Ларина? Ответ тоже есть. Имение Стройновской Налючи стоит на том самом месте, где в реку Полу впадает приток Ларинка. А имя Татьяна носила младшая сестра Екатерины Александровны. Все эти аргументы, конечно, очень условны. Но… осенью 1835 года Пушкин сделал черновой набросок:
Если ехать вам случится
От**** на *,
Там, где Л. струится
Меж отлогих берегов,
– От большой дороги справа,
Между полем и селом,
Вам представится дубрава,
Слева сад и барский дом.
Летом, в час, как за холмами
Утопает солнца шар,
Дом облит его лучами,
Окна блещут как пожар,
И, ездой скучая, мимо …. развлечен,
Путник смотрит невидимо на семейство, на балкон.
Стихотворение допускает вместо пропусков «От Тригорского на Псков» или «От Осташкова на Псков». Но между Тригорским и Псковом нет реки «Л.», название которой входило бы в строфу. А если вставить второй вариант и речку Ларинку, то описанная картина точно воспроизводит вид на имение Зуровых в Налючах, стоявшее в те времена на Старо-Осташковском тракте в направлении на Псков.
Видел ли это имение Александр Сергеевич? Скорее всего, видел. В Налючах до сих пор живет романтическая легенда о том, как Пушкин заезжал сюда, в усадьбу к графине Стройновской…
Постоим в Новгородском музее перед портретом Екатерины Стройновской – надменной, красивой и загадочной. Поступил портрет в музей из Старорусского уезда, куда входило имение Налючи, где она прожила более 30 лет, навсегда связав свою судьбу (а выходит, и судьбу Пушкина) с Новгородской землей.
А еще в Великом Новгороде на экскурсии в Десятинном монастыре вам расскажут удивительную историю о праведнице земли Русской – Прасковье Луполовой.
Прасковья Луполова – забытая русская героиня. В начале 19 века об истории Параши-Сибирячки писали книги и оперы. Это она два года пешком шла в Петербург из далекого сибирского города Ишима, места ссылки провинившихся граждан Российской империи – просить царя о помиловании для своего отца, отставного капитана, участника русско-турецкой кампании, невинно осужденного и оклеветанного. Просьбу 20-летней девушки император исполнил…
Добившись помилования батюшки, Прасковья исполнила свой обет, данный в начале пути – при благоприятном исходе дела уйти в монастырь. Она поступила послушницей в Крестовоздвиженский монастырь в Нижнем Новгороде, а спустя пять лет перебралась в Десятинный монастырь в Новгороде Великом. Через месяц чахотка свела ее в могилу – испытания в дальней дороге не прошли даром для ее здоровья. Похоронили Парашу-Сибирячку в крипте монастырского Богородице-Рождественского собора. Могила в бурном XX веке была утрачена, и сейчас на месте ее предполагаемого захоронения стоит памятный крест…
Судьба Прасковьи Луполовой, как полагают ученые, послужила одним из источников при создании «Капитанской дочки» Пушкина: сюжетные переклички с образом Маши Мироновой тут явные. Пушкин, несомненно, знал историю сибирской подвижницы: ее биография была включена в «Словарь достопамятных людей Русской земли» Д.Н. Бантыш-Каменского, который поэт читал как раз в пору работы над «Капитанской дочкой».
Пушкины в боях на Новгородской земле
Правнук великого поэта, Григорий Григорьевич Пушкин (1913-1997). Участвовал в финской кампании 1939-1940 годов, потом работал в МУРе. В начале Великой Отечественной войны Григорий Григорьевич добровольцем вступил в московское ополчение, затем был переведен в партизанский отряд специального назначения, действовавший в районе Нарофоминск – Дорохово. Старший разведчик, а потом командир небольшого партизанского отряда, Григорий Григорьевич участвовал в рейдах по тылам врага у Волоколамска.
В 1943 году отряд влился в 1-ю Воздушно-десантную дивизию и был переброшен на Северо-Западный фронт, на Ловать, под Старую Руссу. Старшина артдивизиона Г.Г. Пушкин на Ловать пришел уже бывалым и опытным воином. Военная обстановка, сложившаяся под Старой Руссой, была очень сложной. Шли ожесточенные бои по ликвидации Демянского плацдарма противника. И здесь, как при обороне столицы, показывает Григорий Пушкин образцы бесстрашия и самоотверженности. В одном из донесений командования говорилось: «Презирая смерть, во главе группы бойцов-разведчиков ночью пробрался он в тыл к врагу и с боем захватил «языка». Из старорусских краев Григорий Григорьевич в письме к матери писал: «А насчет гитлеровцев скажу: «Хмельна для них славянов кровь, но тяжко будет их похмелье». За образцовое выполнение боевых задач Пушкин Григорий Григорьевич приказом по Северо-Западному фронту был награжден Орденом Великой Отечественной Войны 2-й степени.
После выполнения поставленной задачи 1-я Воздушно-десантная дивизия по приказу Ставки Верховного Главнокомандующего сдала боевой порядок и была переброшена на Степной фронт. Григорий Григорьевич участвовал в боях на Курской дуге. Уже под конец войны командир дивизиона как-то сказал: «Эх, Пушкин, как бы тебя не убило». И отправил учиться на офицерские курсы.
Войну Г.Г. Пушкин закончил лейтенантом. Домой, в Москву, вернулся с орденами Отечественной войны 2-й степени, Красной звезды и медалями. После демобилизации работал в МУРе, затем печатником. В 1973 году вышел на пенсию, принимал участие в пропаганде пушкинского наследия – ездил по стране под эгидой общества «Знание» и читал лекции о семейных пушкинских традициях. В 1993 году, выступая в Геттингене на 4 Международном Пушкинском симпозиуме, прочел свое единственное стихотворение: «Я только правнук, не поэт, Писать стихи таланта нет!». Последний в мире прямой правнук Александра Сергеевича Пушкина по мужской линии умер в Москве 17 октября 1997 года.
За землю новгородскую сражался и праправнук А.С. Пушкина – Олег Всеволодович Кологривов (1919-1984). Когда началась война, Олег Кологривов учился на 3-м курсе Московского института прикладного и декоративного искусства. Летом 1941 года в составе специального студенческого отряда тушил пожары на крышах московских домов, на которые фашисты сбрасывали зажигательные бомбы. Затем добровольцем ушел на фронт. Служил в пехоте. Был пулеметчиком. Участвовал в прорыве блокады Ленинграда. В одном из сражений на Волховском фронте, на Синявинских болотах, Олег Всеволодович получил тяжелое ранение. Второе ранение О.В. Кологривов получил на псковской земле – участвовал в освобождении Гдова, Пскова и Порхова. Довелось ему в те дни побывать и Михайловском – усадьбе великого прапрадеда.
В связи с Великой Отечественной войной также уместно вспомнить, что Семен Степанович Гейченко, основатель послевоенного Пушкинского заповедника в Михайловском – воевал на Волховском фронте простым минометчиком, участвовал в освобождения Новгорода.
Пушкин в новгородской бронзе
В Великом Новгороде Пушкин запечатлен на памятнике «Тысячелетие России» (на фризе в ряду виднейших русских литераторов). Примечательно, что это первое скульптурное изображение поэта!
Теперь уже мало кто помнит, что бюст Пушкина в послевоенном Новгороде был установлен в Кремлевском парке. Его изображение сохранилось лишь на страницах путеводителей 1950-х годов, и на старых семейных фотографиях, сделанных когда-то в парке…
А вот в Боровичах стоит не только памятник поэту, но и устроен вокруг него сказочный сквер, наполненный скульптурными персонажами пушкинских сказок. Здесь можно загадать желание у золотой рыбки, посидеть на скамейке с котом ученым, вообразить себя витязем на распутье у камня-указателя дорожной судьбы…